Буря
Полгода назад принцип работы Петра Белого изменился. До этого художник готовил свои высказывания на постминималистской закваске: щепетильный выбор материалов, властная работа с экспозиционным пространством, строгая простая форма, настойчивая авторская воля, спрессовывающая нарративную и визуальную составляющие в парадоксальный лапидарный образ. Блокада, террор, репрессии, гибель империи – навязчивый, нечитаемый архив тяжелых воспоминаний, отзеркаленный в будущее тревожными предчувствиями – краткий список топосов, с которыми работал художник до 2022 года. Временная дистанция и незаглушимая эмпатия – два полюса, между которыми Петр формировал эмоциональное напряжение своих произведений.Но одно дело создавать памятник затонувшему судну, а другое – метаться в темноте по палубе, под крики, вой ветра и всполохи молний. Тут не до обобщений и упрощений. Выставки, которые художник в лихорадочном темпе делает последние шесть месяцев, отмечены избыточностью. Фактуры, техники, смыслы вваливаются в выставочное пространство без авторской редактуры, корректуры и огранки. Петр ослабляет свою властную позицию в отношении материала, передает слово его физическим свойствам. Это сознательный ход. Закадровый голос комментатора, точка зрения, с которой видно всю панораму бедствия, емкий знак, вобравший в себя опыт проживания и рефлексию – это роскошь, которую сейчас художник позволить себе не может: шум и ярость обступают его со всех сторон и наполняют все органы восприятия, ставят под вопрос его субъектность и право на высказывание. В такой ситуации рецепция катастрофы и глобального шторма, осуществленная непосредственно бетоном, офсетной краской, бумагой, холстом оказывается более уместной и емкой. Медиум в смысле художественного средства получил статус в медиума в спиритическом смысле. Роль автора становится похожа на роль пациента, проходящего тест Роршаха, где чернильными пятнами выступают огромные монотипии на холсте или бумаге и растекающийся бетон. Каждый новый оттиск или отливка меняют ассоциации, перестраивая смысловые и экспозиционные связи. Два переплетающиеся мотива, вокруг которых на этот раз строится выставка (образ бури и барочного сада), соответствует двум локациям, в которых она расположена: Namegallery (Большая Конюшенная д.2) и Павильон в Новой Голландии (наб. Адмиралтейского канала д.2). Буря – библейский, шекспировский, пушкинский, айвазовский мотив, абсолютное буйство стихий воздуха-ветра, огня-молнии, земли-скал и воды-моря, внечеловеческое по своим масштабам и задействованным силам, когда вершится судьба, уравниваются в правах господа и рабы, обнажаются экзистенциальные основы. Буря соединяет тех, кто не мог бы сойтись иначе, восстанавливает справедливость прямым травматичным и леденящим кровь вторжением мира духов в людские дела. Барочный сад – пространство, где все стихии задействованы, но в организованном, рациональном виде. Вода, земля, растения, свет, работают по единому замыслу, демонстрируют свое желание сотрудничать, иметь представительство в заново пересоздаваемом мире. Однако, в случае Петра Белого барочный сад оказывается постапокалиптическим и безлюдным. Фонтан – руина не призван напоминать о бренности жизни, потому что напоминать уже некому. Может статься, что новый ландшафт усмирившиеся стихии устроят сами без вмешательства человека, отводя ему пассивную роль жертвы, наказанного грешника, онтологического банкрота или вымершего животного. С другой стороны, даже если медиум говорит страшные вещи, он одновременно свидетельствует о существовании потустороннего мира. А это, в нашем положении дает надежду, что человечество не останется один на один с самодельным концом истории. Что над сегодняшней бурей стоит какой-то мудрый Просперо, который, восстановив справедливость, отринет свое волшебное искусство, отпустит на свободу Ариэля и даст человечеству еще один шанс пересобрать свой сад, пусть из искореженного радиоактивного бетона, но на новых рациональных основаниях.Куратор — Александр Дашевский