Собственная дача, будь она императорской резиденцией в Петергофе или времянкой на окраине Екатеринбурга, где садоводства называют «садами», живет мечтой своего владельца о желанной возможности быть предоставленным самому себе. И необарочный дворец на берегу Маркизовой лужи, и шесть соток, осененные гением мастера Самоделкина, — это островки утопических грез о беззаботной частной жизни. Только вот вопрос: «Где искать счастливцев, не знающих забот?» Не на бесконечных же летучках топ-менеджмента сырьевых концернов, строящих особняки на Лазурном берегу? И не среди тех, кто, едва потеплеет, спешит от повседневной суеты на день-другой за город, на дачу. Ни счастья, ни покоя, ни воли на собственной даче нет. Здесь идет как попало жизнь, которая обычно облечена в приличия и условности. Достаточно вырваться из череды дел и сбежать из города, чтобы ощутить, какой незамутненной бестолковостью и неподдельным своеобычием наполнено существование россиян. Леониду Цхэ удается запечатлеть эту реальность, не делая различия между элитными виллами, таящимися за неприступными заборами, и садоводствами, обступающими со всех сторон российские города. Сегодня искусство мало рассказывает об этой жизни. Левым активистам здесь не к чему пристегнуть цитату из Негри или Рансьера. Аполитичный истеблишмент не видит смысла говорить об этом в творчестве. Ко всему прочему дача — тема очень русская. Втолковать зарубежному зрителю, что это за зверь чудной — садоводство, — задача в высшей степени амбициозная.
Реализм, репрезентирующий эту сферу повседневности, перезагружает contemporary art тематически, оставляя за скобками веяния моды и не впадая в крайности натуралистического бытописательства. Наконец-то мы имеем редкий случай встретить в искусстве ту чаемую неожиданность, которую, как бы оно ни было интеллектуализировано и поставлено на поток, от него по-прежнему ждут.

Сцены, изображенные на картинах и в графике Леонида Цхэ, сбивают с толку. Мы видим заминки, проходные моменты и ни о чем не говорящие эпизоды. В подобных абсурдистских постановках преуспел «Север-7» ?, с которым художник постоянно сотрудничает. На закате брежневской эпохи абсурдистские акции инсценировали на окраинах подмосковных дачных поселков Андрей Монастырский и художники из группы «Коллективные действия». Разница состоит в том, что, сбежав из шумной столицы подальше от выцветших плакатов и безумия мегаполиса, они игнорировали садоводческую экзотику и стремились проникнуться духом этих безлюдных, никому не принадлежащих и не хранящих память ни о чем мест.
Леонид Цхэ рассказывает о том, как молодежь болтается без дела на каникулах, мается. На otium или dolce far niente их безделье не похоже. Тут же пузатые дядьки с оттопыренной нижней губой — вечные спутники отдыхающих. Действие происходит то на окраине парка, то возле высокой ограды, охраняющей спокойствие и достаток дачи-крепости. Забавы неприхотливы, как и заведено у юных дачников: покататься на бочке, потусоваться у бетонных блоков, брошенных у недостроенного объекта. Так и слоняются без дела от местного продуктового к участку, туда-сюда.

Рассказано об этой жизни без броских деталей, с исчерпывающей сюжет выразительностью, как это было свойственно учителю Цхэ — Пахомову. В Академии художеств, с которой оба художника связаны тесными узами, пластический язык учат оттачивать до предельной отчетливости. Благоговение перед сделанностью формы, читающееся в работах Цхэ, какие бы размашистые росчерки и намеренно неуклюжие кляксы не разрушали чинность неоакадемической живописи, современному искусству чуждо. Contemporary painting аналитична, рефлексивна и эклектична. Не подлаживаясь под текущую ситуацию, Цхэ ищет свой способ вовлечения живописи в современное искусство, исходя из того, что холст и масло — медиа равноправные с новейшими технологиями, акционистским вторжением в реальность и постконцептуалистскими интеллектуальными играми. Искусство Цхэ живет страстной полемикой с Академией, будучи порождено этой заповедной институцией. Первый проект Цхэ «Неопетербург» рассказывал об освобождении от ее консервативной системы. Также это был диалог с учителем об определении границ между графикой и живописью.

«Собственная дача» — это эксперимент с графизмом как языком живописи. Сегодня подобный опыт интересен тем, кто ищет новый формат картины: Ивану Говоркову и Елене Губановой, Валерию Гриковскому и Александру Дашевскому. Новый проект Цхэ открывает в живописи пространство комбинаторных нарративных стратегий. Методично переписывая один и тот же сюжет и превращая холст в мерцающий палимпсест, художник полагается на свободу спонтанного рисунка. Многослойная живопись, растворяющая фотореалистический репортаж в импровизациях, вдохновленных жестуальной абстракцией, поглощает взгляд. Подробно прописанные на несколько планов многофигурные композиции рассчитаны через баланс цветовых пятен и соотношение линий и клякс. Это пространство проявлено в росчерках и разноцветных разводах, в несмытых полностью слоях краски, просвечивающих друг сквозь друга. Оно втягивает вас в себя, производя вас в соседи этой бестолковой неразберихи и в свидетели недоговоренности, за которой не стоит ни тайны, ни замысла. Это Россия-матушка — родина лиц без определенных занятий, планов и намерений, без царя в голове. На собственной даче жизнь идет ни шатко ни валко своим чередом.

Станислав Савицкий