Настало никогда. Котик летает

«…я любил рассказывать сны: пояснять свои миги сознания; и первые миги я вспомнил в то время; я любил погружаться в их темное, грозное лоно; научился я плавать в забытом; извлекать темнодонное: изучать его…»;

Этот текст рассказывает о выставке «Настало никогда. Котик летает» Родиона Китаева; он проясняет
некоторые аспекты творчества художника, а какие-то оставляет сокрытыми под наслоениями
присущих сегодняшнему дню фигур умолчания.
Текст написан ритмизированной прозой (sic), как и роман Андрея Белого «Котик Летаев»; его символическое значение
отражено в названии выставки, хотя и в несколько измененном виде.
И у этого несоответствия есть причины.

В ходе одной из посвященных выставке бесед Китаев упомянул повесть Белого. Прорастая сквозь нее, обретало свою форму высказывание художника.
Я прилежно записал в блокнот «Котик летает».
Быстро — в тот же вечер — я обнаружил свою ошибку, но оставил как есть.
Я не исправил ошибку и представил, что Родион Китаев — котик, и котик Родион или котик Китаев летает.
Мне также представилось, что летящий по рассветному прозрачному, насыщенному синему, ночному грозно-черному небесам котик Китаев и не котик вовсе, а Лев;
представилось, что Лев Китаев вовсе и не летает, а плавает в море, разлившемся посреди комнаты;
где-то лает старуха; в недрах старого дивана сокрыт дефицитный неспелый плод, и из этого плода прорастает банановая пальма;
шустрит по полу умеющая колдовать мышь;
семиголовый, десятирогий зверь из «Откровений» оставляет на снегу след вымершего миллионы лет назад динозавра…

Зыбкие и трепещущие образы; образы неустойчивые, хрупкие и туманные; образы ранимые, едва уловимые.
Я представляю, как котик Китаев набоковским сачком ловит их и жестом сеятеля
— щедрым и избыточным или скромным и сдержанным — разбрасывает их по живописной поверхности.

В повести «Котик Летаев» Белый описывает формирование
сознания человека в детском возрасте, от утробного состояния до 6 лет. В основе повествования — детская психика
и ее особая восприимчивость, высвечивающаяся, когда пробуждающееся сознание ребенка
соприкасается с непознанным и незнакомым миром.

Реальности произведений Китаева производят
схожее впечатление. Их миры еще не сложились, не обрели очертания; как при расфокусированном взгляде, когда видимые стороны реальности превращаются просто в цветные пятна,
пульсирующие как призрачные красочные следы когда-то увиденного и пережитого;
лишенные материальности они существуют, как абстрактное
полотно, в виде красочных завихрений, всполохов и вспышек света; черноты космической беспредельности и океанических глубин, впадин памяти; театрального занавеса
или глухой декорации для воспоминаний.

«Самосознание разорвало мне мозг и кинулось в детство», — писал Белый, словно намечая
траекторию художественных поисков Китаева. Художник рассказывает
о детстве, пришедшемся на 1990-е и не состоявшемся в связи с социополитическими обстоятельствами
в стране. Кинувшийся в детство котик Китаев собирает его в случившиеся когда-то события
и ситуации;
— на абстрактном фоне появляются — проступают и просачиваются, вспыхивают, выпрыгивают, выползают и забредают —
фигуры, выполненные в упрощенной, близкой детскому рисунку, примитивной манере.
Вроде бы и «основанные на реальных событиях», они однако
не образуют одной цельной реальности, но блуждают между
реальным и воображаемым мирами.
Одним из симптомов работ Китаева оказывается априорная непрозрачность
любого значения и подвижность, нестабильность и изменчивость
знания человека о самом себе и том, что его окружает.

Эти события и сцены — места без места и вне линейной хронологии, в которых
«…не было ни пространства, ни времени…
И вместо этого было: —
— состояние натяжения ощущений; будто все-все-все
ширилось: расширялось».
Словно какой-то катаклизм, катастрофа,
коллапс («А что случилось?..») перетряхнул пространственно-временной континуум и нарушил
его ход. В образовавшихся складках возникли довременные миры, небывалости, аномалии;
«настало никогда»; — лимб с растерянными и растерзанными
душами, ожидающими явление зверя — котика Китаева, льва Китаева? — со вавилонской всадницей на спине.

Этого ощущения безвременья
от своих произведений Китаев добивается и с помощью сюрреалистических, сновиденческих мотивов. Он переструктурирует реальности
через метафоры, которые суть соединение двух
не совпадающих по смыслу элементов в третьем. Такой подход оказывается близким практикам сюрреализма, один из
основоположников которых Андре Бретон говорил, что сюрреализм определяется как разрушительное сопоставлениедвух более менее чуждых друг другу реальностей.
На их стыке находится несимволизируемое, являющее себя только в состоянии дремы,
морока, наваждения; в таком состоянии я просыпаюсь
и засыпаю вновь; я вижу, что «сны суть действительность; через двадцать лет сызнова Лев стоит предо мною» и плавает, то есть летает.

Куратор – Алексей Масляев.

Инфопартнеры выставки — онлайн галерея современного искусства и медиа «Объединение».