Масштаб личности художника связан с ответом на вопрос: изобретает ли творец свой язык, основываясь на «общественной» речи, или же личный способ выражения, словно бы, открывается ему или ей специально? Ася Маракулина - виртуоз концептуального рисунка. В ее исполнении этот вид искусства имеет столько индивидуальных черт и выражает столько разнообразных жизненных явлений, от человеческого характера до состояния времен года, что кажется, будто именно она изобрела его для рассказа своих семейных историй, которые в ее произведениях транслируют и переживания современников, и забытую речь вселенского синкретизма.

Пространство NAMEGALLERY художница превращает в область последовательного явления времен года: каждое из них связано с аспектом личной судьбы. Осенью идет речь о письмах матери, которая, в силу обстоятельств, сама не смогла заняться рисованием, но воодушевила детское творчество дочери; зимой устанавливается путь, что мы помним еще из Пушкина, и наступает время переездов по всей стране, от Перми до Петербурга, где Ася осуществляет материно и свое желание научиться высшему профессиональному художественному языку; весна связана с любовью родителей и смертью бабушки; лето – с рождением самой Аси. Языческий круговорот времени, когда год начинается со сбора урожая, творческого взлета природы, которую уже поджидает осень, соответствует взгляду на вещи самой художницы и побуждает ее исследовать путешествие творческого импульса в живой материи. Пространство галереи беременеет, тяжелеет этим замыслом, разрешаясь множеством способов увидеть и уловить всем известную и тем не менее всегда новую и волнующую перемену – рождение следующего времени и населяющей его жизни.

Художники обращаются к «концептуальному рисунку» потому, что крайне затруднительно сказать о непонятно-как-меняющейся жизни на взрослом человеческом языке реализма, или на возвышенном божественном языке модернистской абстракции, или же на отчужденном языке технологичной геометрии. Все эти три способа говорить о современности в целом исчерпали себя еще в 1960-е годы. Тогда в искусстве Евы Хессе возникла «эксцентрическая абстракция»: речь, которая из предметов, фрагментов реальности формирует физиологический хаос картины мира. Через 10 лет Мона Хатум прошивает листы волосами, имитируя абстрактную геометрию, или выжигает на бумаге линии горизонта. В наши дни эксцентрическая абстракция становится «концептуальной», она утрачивает теплокровность, но обретает сходство с вселенским планом, наличие которого мы подозреваем, наблюдая за движениями элементарных частиц или насекомых. (Неслучайно для диплома Ася Маракулина выбрала иллюстрирование романа «Мы» - одной из первых утопий про общество, в котором люди, хотя и живут в гламурном ар деко, уже почти насекомые.) Фактура концептуальной абстракции предельно уплощена, почти прозрачна, ее линии на первый взгляд запутанны, но неуклонны, даже если и прерывисты. От техногенного «рисования» и «планирования» такой рисунок отличается «психогеометрией»: в нем открывается множество не столько визуальных, сколько тактильных ощущений, напоминающих о том, что с миром нас связывают не только зрение (и – главное – умное зрение), но также и осязание.
Один из своих способов создания образа Ася Маракулина назвала «перфографикой»: в ее лайтбоксах мы видели призрачные карты городов и местностей, образованные светом, просачивающимся сквозь проколы, порезы бумаги, будто в книгах, напечатанных по Брайлю, свет пробил сплошную материю. Теперь письмо сделано выжиганием, оно о прошлом, откуда этот свет уже истек, оставив жженые раны, по контуру которых нам остается догадываться о сути. Другие техники – вышивание и прерывистые стежки графитного рисунка напоминают о любимом детском занятии художницы «всемирной трассологией»: обведением контурных карт. Протягивая через легкие невесомые ткани, едва окрашенные, белые, как снег, или черные, как земля, свои нити, Ася Маракулина создает и многочисленные планы инсталляций-домов, будто намеченные в бессонницу на занавесках купе, и вышивки-миниатюры – сложные диаграммы, в которых разберутся лишь опытный паук или сотрудник, работающий на Коллайдере в Церне. Вспоминается выражение «живая нить», означающее набросок шитья, едва сметанный образ. Ася Маракулина сообщает ему новое концептуальное измерение, размечая живой нитью весь свой мир, четверть века: захваченные в младенчестве перестройку, девяностые и нулевые, и вот уже больше половины десятых, проведенные на Урале и на нашем крайнем Западе, в движении потайного шва с той и с этой стороны.

«Из чего создается точка зрения? - спрашивает Жиль Делёз в лекциях о Лейбнице. – Она зависит от пропорции региона, выражаемого индивидом ясно и отчетливо, по отношению к тотальности мира, выражаемой смутно и беспорядочно». Точка зрения Аси Маракулиной охватывает напряженную внутреннюю жизнь художницы, связанную с громадным регионом: всей страной от Камы до Невы, стачанной на живую нитку новостроек, путепроводов, железнодорожного полотна, опутанной сетью ручьев и рек, летней зеленкой, инопланетными осенними паутинками, снежными заносами, надолго погруженной в ночь, но неизменно оттаивающей под солнцем.

Екатерина Андреева